Василий Головачев - Русская фантастика 2013_[сборник]
Я, собственно, знаю, зачем мы идем. Знаю, но стараюсь не думать об этом. Просто иду и оказываюсь уже впереди деда.
Успеваю лишь краем глаза заметить, как метко брошенная галька летит мне в висок.
Тело переваливается через поручни, помнящие тепло миллионов касавшихся их рук.
Вглубь…
После того случая пана Вроцлава еще не раз пытались убить. А он вставал и шел.
Был нещадно бит плетьми, повешен, изрублен саблями, утоплен, сожжен, умирал от пыток.
Но все без толку.
Лишь стоило ему остаться в одиночестве, быть погребенным, развеянным по ветру, погруженным в воду — он снова вставал, грозил кулаком, бормотал «Ечко-бречко…» и шел дальше.
Куда? К морю.
Никому и никогда не рассказывал он, почему держит путь именно к морю, потому причины искать бесполезно. Кому все же неймется — стоит напомнить, что пан Вроцлав сошел с ума. Это ли выступило движущим мотивом или нечто иное — значения не имеет. Куда больше важен тот факт, что все пути когда-нибудь заканчиваются.
Вот и пан Вроцлав, успевший умереть несколько десятков раз — порой возникало ощущение, что каждый встречный сразу же хочет его убить, — вышел к морю.
— Ечко-бречко! — сказал ему пан Вроцлав. — Ечко-бречко!
— Фшшшх… — ответило море накатом волн. — Фшшшх…
Если бы кто-нибудь в этот момент наблюдал за паном, то заметил бы, как лицо его, напряженное и осунувшееся, разгладилось в один момент. Губы растянулись в улыбке, а сам вид стал настолько умиротворенным, что представить, будто этот человек встречался со смертью много раз, было невозможно.
— Ечко-бречко-фшшшх, — шептал он, щурясь от заходящего солнца, которое било прямо в глаза.
— Фшшшх, — поддакивало море…
— Эй, ты чего разлегся? — спросила Алинка.
— А и вправду, чего это я? — поинтересовался тоже на всякий случай. Обнаруживать себя в привычных декорациях после непривычных смертей и последующих галлюцинаций, кажется, начало входить в привычку.
— То есть не знаешь? — уточнила она на всякий случай. — Мы смотрели фотки, потом я кофе пошла делать, возвращаюсь — ты спишь. Я все понимаю, искусство — скучная штука, но обычно ты проявлял больше такта. — Алинка нахмурилась и рассеянно провела по волосам.
— Я и сейчас его проявлю, — кивнул я, поднимаясь с дивана. — Ты только напомни, что за фотки? С покера?
Честно говоря, перспектива того, что последний месяц жизни мне приснился, радовала не очень. Приятно, наверное, исправить совершенные ошибки, вернувшись в прошлое, но этих ошибок у меня не было.
— Какой покер? Я ему, понимаешь, демонстрирую свою концептуальную коллекцию «Люди и надписи на стенах», а он все про покер.
— Прости. В последнее время фигня какая-то происходит в жизни. Метафизический бред, если так можно выразиться.
— Можно. Вот и выразись. Расскажи, мне же интересно, — карие глаза смотрели с какой-то обидой. Будто бы говорили: «Ну кому ты еще расскажешь, а?»
Это правда. Больше некому. Алинке интересно все, что не вписывается в рамки «обыденной жизни». Мы по этому поводу и дружим, хотя глупость, конечно, считать, что для дружбы требуется повод. Тем не менее на почве неприязни обыденной жизни мы и сошлись. Все не как у людей — это про нас, ага.
— Расскажу, — решил я. — Только ты кофе все же принеси. И заодно глянь в Интернете, что значит по польски «ечко-бречко».
— А это что-то значит?
— Пока не знаю. Глянь.
— Ладно, — согласилась Алинка.
И тут же ткнула «мышкой» в иконку браузера, крутанулась весело на своем кресле цвета размазанной палитры и убежала на кухню, громко топая по паркету. Я же остался посреди разбросанных тут и там картин, кистей, фотоаппаратов и вспышек. Творческий беспорядок во всей красе. Точно такой же, как и тот, что царил сейчас в моей голове.
Я пытался понять: что же должно было символизировать пришествие пана Вроцлава к морю? Обретение покоя? Долгожданный смысл жизни? Идеальный собеседник?
Ответов не было, но я не отчаивался. Вряд ли рассказанная история содержала столь поверхностное толкование. В том, что толкование вообще есть, я был уверен. Внезапно меня охватил азарт, как в те минуты, когда я смотрел захватывающий фильм или читал интересную книгу.
Интрига. Во главе всего этого должна быть интрига.
Если ее нет — это будет несправедливо. Жизнь полна несправедливости, но уж странный дед, рассказывающий историю посредством убийства, должен был быть справедливым, иначе я ничего не понимаю в этом мире.
— На, — Алинка протянула кофе. Оказывается, я задумался и не заметил, что она уже давно вернулась. — Нету такого слова. И по отдельности этих слов нет. Метафизический бред, все как ты сказал.
— Вот, — подтвердил я. — Именно что.
А затем без утайки рассказал во всех подробностях историю пана Вроцлава и все то, что ей сопутствовало. Выговорился, выдохнул, выпил кофе. Кажется, потихоньку отпустило.
— Он еще придет, — безапелляционно заявила Алинка, падая на оставленный мною диван.
— Это почему еще? История же вроде закончилась. Пан к морю пришел. Пан море нашел. И все такое.
— Потому что подобные встречи не происходят два раза. Все эти магические законы цифр. Даже вспомни сказки — всегда три препятствия или три выбора. Двух не бывает.
— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — напомнил я.
— Это из другой оперы, — отмахнулась Алинка и зевнула. — К тому же, видишь, именно что «двум не бывать». Ферштейн?
— Ферштейн, — кивнул я. — И что же надо будет делать? Умирать? Я не хочу. А вдруг в третий раз — по-настоящему?
— Главное — понять, что он хочет сказать тебе, этот дед, который наверняка и есть пан Вроцлав.
— Я бы лучше попытался понять, почему он выбрал именно меня.
— Все беды человеческие от завышенной самооценки, — снисходительно пробормотала Алинка, а затем приподнялась и начала отчитывать меня так, будто бы я вздумал сказать, что Земля — плоская. — Ну пойми, ничего в тебе особенного нет. Уж можешь мне поверить! Я приглядывалась
— Тебе — могу. А почему ты ко мне приглядывалась? — заинтересовался я.
— Вот и верь. — Вопрос остался проигнорированным. — А то удумал тут. Как что в жизни происходит, так — ох, я такой особенный. И это вместо того, чтобы понять, что произошедшее с тобой — случайность. Сочетание множества факторов, в которых, конечно, есть твое участие, но не настолько большое, чтобы считать, будто все произошло именно из-за этого. Теперь понял?
— Теперь — да. Спасибо.
Я ощутил, что меня подотпустило. Все же порой приятно узнать, что ты абсолютно такой же, как другие люди. Да, существуют различия. Физиологические там, психологические, интеллектуальные и все такое, но это не отменяет того, что ты человек. Сотни миллионов людей по всему миру желают оказаться «особенными», а меня сейчас радовало то, что произошедшее не нужно толковать каким-нибудь расположением звезд на небе в день моего рождения.
Заурядный был день, если честно. И я вполне зауряден, чего бы там из себя ни корчил.
Пока я предавался этому порыву самоуничижения, Алинка, видимо, чего-то придумала. Сидела и теребила край покрывала на диване.
— Давай по порядку, — сказала она, заметив, что я мыслями вернулся-таки в комнату.
— Давай. И каков он, этот порядок?
— Ты встретил деда. Он тебя убил.
— Хотя кусок мяса я не ел, да и не любил он меня, — воодушевленно добавил я и тут же устыдился под ее скептическим взглядом. — Извини. Нервы.
— Так вот, встретил ты деда. Уже два раза. Оба раза тебя убивали и показывали какое-то странное кино. Знаешь, мне кажется, он хочет что-то для себя, а не для тебя. — Гениальности этого вывода оставалось только позавидовать, и, видимо, это отразилось в моем взгляде, потому что Алинка поспешила пояснить: — Ну, то есть не мечтает одарить тебя неким мистическим знанием, передать секрет бессмертия или научить, как правильно жить. Какое ему до тебя дело? Ему важен он сам. Видимо, старик хочет, чтобы ты сделал что-то для него полезное.
— Умер вместо него? — поперхнулся я.
— Откуда я знаю? Думай сам. Он не придет ко мне вместо тебя.
— Это уж точно, — кивнул я и принялся допивать остывший кофе.
Больше в тот вечер мы об этом не разговаривали. Алинка слишком деятельный человек для того, чтобы концентрироваться долгое время на чем-то одном, кроме, разве что, фотографии. Еще одно из множества ее замечательных качеств. Порой я думаю, что именно она, пожалуй, лучше всех подходит мне в качестве постоянной спутницы жизни. Но потом я напоминаю себе, что неизвестно, как все может обернуться, а друга терять не хочется, и усилием воли запихиваю подобные мысли поглубже.
